Новиков Павел Вениаминович

Героические подвиги на Наро-Фоминской земле
Новиков Павел Вениаминович

22 октября 1941 года в Наро-Фоминске погиб командир 175-го мотострелкового полка 1-й Московской мотострелковой дивизии Павел Вениаминович Новиков. Одна из улиц Наро-Фоминска носит его имя.

Павел Вениаминович Новиков родился в 1904 году на станции Шилка Нерчинского района Читинской области в семье охотника. Работал слесарем на железной дороге, занимался охотой вместе с отцом. 28 сентября 1924 года зачислен в военное училище во Владивостоке. Прошёл все ступеньки командирской службы — от взводного до командира полка. С 27 июня 1941 года в составе 1-й Московской мотострелковой дивизии принял участие в Великой отечественной войне. Прошёл боевой путь дивизии от Березины до Наро-Фоминска. Дважды награжден орденом Красное знамя.

О гибели командира из книги «Гвардейцы-Москвичи» :

» Штаб 175-го мотострелкового полка размещался в северо-восточной части города, неподалеку от городского парка. Наблюдательный пункт был оборудован на церковной колокольне, стоящей рядом с каменным мостом. Сложившуюся обстановку начальник штаба майор Шепелев оценивал правильно. Проникновение в центр города вражеских автоматчиков, появление утром воздушного разведчика и развернувшиеся на подступах к городу бои были звеньями одной и той же цепи. С часу на час следовало ожидать более крупных событий.
Ближайшей угрозой являлись автоматчики. Их надо было немедленно выбить из города. На выполнение этой задачи Шепелев направил две стрелковые роты 2-го батальона старшего лейтенанта Андронова. Ещё одна стрелковая и пулеметная роты занимали оборону по левому берегу реки у городского парка, прикрывали своим фланговым огнем каменный мост и шоссе на Кубинку. В районе фабрики и фабричного рабочего городка завязался жаркий бой. Часть вражеских автоматчиков успела захватить важные каменные здания и создала вдоль улиц заградительный огонь. Другие группы стремились проникнуть к реке и овладеть каменным и железнодорожным мостами. Борьба на улицах принимала затяжной характер. С каждым часом ожесточеннее становился бой и на подступах к городу.
По-прежнему ничего не было известно о командире и комиссаре полка. Штаб терялся в догадках: где они, что с ними? О их судьбе тревожилось и командование дивизии. К 10 утра Лизюков выдвинул на левый берег Нары танковый полк с задачей прикрыть мосты и не допустить прорыва противника в северо-восточную часть города, затем вместе с комиссаром Мешковым прибыл и сам к месту боев. После полудня гитлеровцы перешли в наступление крупными силами. Загрохотала их артиллерия и минометы. Вслед за огневым налетом из леса со стороны Алексеевки и Кузьминки на боевой порядок батальона Антонова густыми цепями шла пехота. Она обтекала город с севера и юга. В это время появилось 27 фашистских бомбардировщиков. Самолёты с небольшой высоты бомбили железнодорожную станцию, городской парк и юго-западную окраину. Часть бомб попала и в центр города, где шёл бой с автоматчиками.
Зенитный артдивизион дивизии сбил два фашистских самолета. В разгар боя в расположении стрелковой роты, оборонявшей городской парк, появился Мячиков. Бойцы с трудом узнали своего комиссара. Вымокшая под дождем шинель была запятнана кровью и густо выпачкана грязью. Осунувшееся лицо обросло колючей щетиной, глаза запали. Он торопился в штаб. Возле каменного моста Мячиков натолкнулся на командира и комиссара дивизии. Лизюков и Мешков стояли у дома и наблюдали за боем. Рядом с ними, на развилке улиц, наготове находился взвод танков. Увидев Мячикова, комдив и военком были крайне удивлены. — Вы откуда? — спросил Лизюков. — Оттуда. Разрешите доложить? — Мячиков показал рукой за реку, в центр города.
— А где Новиков? — Остался там. Он тяжело ранен. — Да как же так?
Лизюков от неожиданности попятился назад и широко раскрытыми глазами уставился на Мячикова. — Как же так? — повторил вопрос и Мешков.
Мячиков беспомощно развел руками.
— Разрешите доложить?
— Чего докладывать! Командира бросил, а сам удрал?
Не сдерживая гнева, Лизюков громко выругался.
— Немедленно в танк и спасайте Новикова! —крикнул он. — Иначе!..
Танк сорвался с места, проскочил через мост и, не сбавляя хода, понесся по главной улице в гору, мимо ворот прядильно-ткацкой фабрики, мимо горсовета, к тому месту, где остался Новиков.
Вражеские пули ударяли о броню и отскакивали, словно брошенная щедрой рукой горсть гороха. «Тридцатьчетверка» дважды проскочила по улице вперёд и назад и возвратилась к мосту ни с чем. На том месте,
где оставался Новиков, его не было.
Через час, когда наступление гитлеровцев было приостановлено, Лизюков, Мешков и военный прокурор дивизии вместе с Мячиковым прибыли в штаб в Ново-Федоровку.
— Теперь рассказывайте все по порядку! — приказал комдив.
И Мячиков рассказал.
Когда, отпустив машину, командир, комиссар и адъютант пошли к фабрике, усилившаяся автоматная стрельба их встревожила.
— Что бы это могло быть? — спросил комиссар, посматривая на командира.
Новиков недоуменно пожал плечами.
— Боюсь, не прорвались ли в город немецкие автоматчики, — после небольшого раздумья выдавил он. —Пойдемте побыстрее?
Однако идти пришлось недолго. Из поперечной улицы, метрах в стапятидесяти от них, один за другим стали выбегать перепуганные наши бойцы — водители машин, хозяйственники. Они быстро пересекали
дорогу и скрывались за домами на противоположной стороне улицы. Справа впереди продолжала нарастать стрельба.
— Стой! — крикнул Новиков. — Стой, стой! — повторял он.
На окрик командира никто не обращал внимания.
Тогда наперерез бегущим с криком «Стой!» бросился рывком адъютант. За адъютантом побежал и Новиков. Задыхаясь от подступившего к горлу кашля, заторопился и Мячиков.
И вдруг из поперечной улицы появилась группа фашистов. Их было человек двадцать. Шли они налегке, в серо-зеленых мундирах и касках, упирая в животы приклады автоматов.
Трр-р-р!.. Трр-р-р!.. Трр-р-р!.. — трещали короткие автоматные очереди.
Под одну из очередей первым угодил Николай Штейн.
Адъютант как бы споткнулся на бегу, взмахнул руками и камнем рухнул на тротуар. Затем приткнулся к углу дома и Новиков.
Автоматчики, выпустив вдоль улицы еще несколько очередей, перешли на другую сторону и не спеша направились вниз, к центру города.
Подбежав к командиру, Мячиков увидел его побледневшее лицо, с печальным, несколько растерянным взглядом.
— Со мной, Алексей, все покончено, — тихо проговорил Новиков, опускаясь на землю. — Подстрелили, сволочи.
— Что ты, Павел! Разве можно? Куда тебя? Сейчас перевяжем! — суетился и бормотал Мячиков скороговоркой. От неожиданности он растерялся.
Новиков отбросил полу шинели, приподнял гимнастерку. Вся штанина у левого бедра была залита кровью. Склонившись над раненым командиром, комиссар быстро выдернул из противогазовой сумки санитарный пакет, разорвал его зубами и стал торопливо перевязывать, прямо по мокрой от крови штанине. Тяжесть ранения чувствовал лишь сам Новиков. Перебитая нога больше не слушалась, а от потери крови он с каждой минутой слабел. Командир и комиссар на несколько минут остались на опустевшей улице совсем одни. За городом, в батальонах у Антонова и Красночиро разгорался бой. Слышались разрывы, трещали пулеметы. Не прошло и четверти часа, как они выехали от Антонова, а всё вдруг изменилось. Адъютант убит, командир полка истекает кровью, а растерявшийся комиссар не знает, что ему делать дальше.
— Алексей, оставь меня! — простонал Новиков.—
Двоим пропадать незачем. Пробирайся скорее в штаб, организуй отпор врагу. Не отдавай фабрики.
— Нет, нет, Павел! Я не оставлю тебя!
На поперечной улице справа опять затрещали автоматы.
Мячиков вздрогнул, заторопился.
— Держись за мою шею, — сказал он командиру. — Попробуем.
Командир был тяжел. Через несколько десятков шагов щуплый, малосильный комиссар выбился из сил.
— Нет, больше не могу,—сказал он, с трудом переводя дыхание и опускаясь на землю, — Поползем лучше.
С середины улицы на другую сторону комиссар полз на четвереньках. Раненый командир лежал на его спине. Оба они задыхались: один — от нестерпимой боли, другой — от непосильной тяжести. Вот они
преодолели грязный кювет, вот уже оказались на деревянном тротуаре, вот — у высокого забора, между двумя домами.
— Немцы! — выдохнул командир в ухо комиссару и свалился на бок.
Обернувшись, Мячиков увидел на той стороне улицы, метрах в ста от себя, вторую группу немецких автоматчиков. Их было человек пятнадцать. Фашисты громко галдели, они были пьяные.
И снова: Трр-р!.. Трр-р-р!.. Трр-р-р!.. — пронизали улицу автоматные очереди.
— Уходи! — стиснув от боли зубы, сказал Новиков.
Он проворно сунул за пазуху руку, извлек из нагрудного кармана гимнастерки партийный билет и орденскую книжку и протянул комиссару.
— Возьми, Алексей, сохрани. Не хочу, чтобы фашистская нечисть прикасалась к святыне грязными лапами. Уходи скорее! — повторил он. — Буду прикрывать. — В руках у него появился пистолет.
«Я взял у командира документы и спрятал их к себе в карман, — продолжал рассказывать Мячиков.
—И тут какая-то неудержимая сила подхватила меня.
Я легко перескочил через высокий забор. Как это произошло, и сам понять не могу. Плюхнувшись по другую сторону, я быстро поднялся, отбежал метров двадцать и снова упал в заросли бурьяна. Впопыхах извлек из кобуры пистолет, взвел курок и, не отнимая пальца, нажал на спуск. Восемь пуль, слившись в одну сплошную очередь, ударили по забору, туда, где галдели фашисты. Перезарядив пистолет новой обоймой, я побежал дальше».
Опомнился Мячиков на северной окраине города,у кирпичного завода. Бой и вражеские автоматчики остались где-то позади. Встал вопрос: что же дальше.
Решил переправиться на восточный берег Нары. Но на чем? Река у кирпичного завода широкая и глубокая.
Стал искать переправочные средства. В камышах обнаружил спрятанную лодку. На ней не было ни весел, ни уключин. Выломал из забора доску и стал грести. Вражеская авиация бомбила город. Переправившись, полежал немного на берегу, отдохнул, а затем кустарником пересек широкую пойму и вышел к городскому парку.
— Вот документы Новикова, — сказал в заключение Мячиков и положил на стол партийный билет и орденскую книжку.
Лизюков, Мешков и военный прокурор выслушали весь рассказ, не перебивая. А потом еще несколько минут сидели молча, не находя слов.
Первым заговорил полковой комиссар Мешков.
— Как-то не веришь тому, что произошло сегодня, — медленно начал он, стараясь воскресить в памяти прошлое. — Мы потеряли замечательного человека, любимца дивизии. На Березине, у Толочина, под Оршей мы узнали его сердце, доброе к своим людям и непримиримое к врагу. Во всех боях Новиков был впереди. А наиболее полно сила и благородство его души проявились в самое трудное для дивизии время — в окружении.
Вы-то не знаете, не переживали, — Мешков посмотрел на комдива и на прокурора, — а мы пережили все это вместе с Павлом Вениаминовичем. Тут Новиков, мне кажется, превзошёл самого себя. Природный сибиряк, таёжный охотник, прекрасно ориентирующийся в лесу днём и ночью, он шёл в голове дивизионной колонны и уверенно выводил ее из-под ударов. Это было трудное испытание, но Новиков с честью выполнил его. Находясь в окружении, он провёл девять боев, которыми руководил лично. Однажды враг плотно сомкнул кольцо вокруг наших подразделений. Казалось, выхода нет. Но Новиков нашёл его. Ночной атакой он разорвал сжимавшее кольцо и вновь вывел нас на свободный путь. По ночам этот отважный человек частенько делал вылазки в немецкие окопы и в занятые врагом населенные пункты, захватывал боеприпасы, добывал 130 довольствие. Когда люди выбивались из сил, теряли бодрость духа, впадали в уныние, Новиков приходил к ним на помощь с шутками, остроумными рассказами. Когда нечего было курить, он отыскивал только ему одному известные корешки и листья, подсушивал их и затем предлагал всем «самосадок»; когда нечего было есть, он собирал в лесу бруснику, кипятил воду и угощал нас «ароматным чаем».
Мешков на секунду задумался, глубоко вздохнул.
— Бойцы восхищались своим командиром. И вот его нет. Он выводил людей, спасая их от гибели, десятки раз рисковал собственной жизнью. А тут его самого бросили. И кто же? Близкий друг — комиссар полка.
Мешков с досадой махнул рукой и отвернулся, чтобы скрыть свое волнение.
Не ожидал я от тебя, Мячиков, не ожидал, — в раздумье сказал Лизюков. — Ведь мы вместе дрались с тобой под Ярцевом, на Вопи, похоронили там Тюпилина. Хорошо ты показал себя и в боях на Украине. За Штеповку и Аполлоновку мы представили тебя к ордену Красного Знамени. Неплохим политработником мы считали тебя. Ты учил людей хорошей заповеди:
«Сам погибай — товарища выручай»—и ты же нарушил её, оставил товарища в беде, бросил его на погибель. Да еще какого товарища! Ему цены нет. Эх, Мячиков, Мячиков!
— Я виноват, слов нет, — с трудом выдавил из себя Мячиков. — Но что я мог поделать? У меня было только два выхода: или умереть вместе с Павлом, или уклониться от неравного боя, попытаться спастись самому, а потом спасти и его. Я думал привести на помощь танки и отбить Новикова у врага. Командир сам просил меня об этом. Теперь вы можете обвинять меня и судить, судить за то, что Новикова уже нет, а я перед вами.
— Если надо, то и судить будем, — сказал Лизюков. — Об этом поговорим не сейчас, а несколько позже. — Он нетерпеливо взглянул на часы и прислушался. По направлению к городу вновь загрохотала артиллерия.— Я, Виктор Васильевич, поеду в полк, — обратился комдив к Мешкову, — а тебя попрошу доложить обо всем члену Военного совета армии. А вы, — кивнул он прокурору, — займитесь Мячиковым поподробнее.
Выводы подготовьте к вечеру.»

По некоторым данным, тело Павла Вениаминовича Новикова было обнаружено после освобождения Наро-Фоминска и захоронено в братской могиле в центре города, которую позже перенесли в Детский парк, где имя командира полка увековечено